Интервью с миллиардером Джеймсом Саймонсом

 

Джеймс Саймонс – гений, миллиардер, филантроп. «Самый умный из миллиардеров» по версии Financial Times. Свою юность он посвятил математике, а во время Холодной войны работал над взломом русских шифров. В более зрелом возрасте он решил переключиться на карьеру трейдера, а позже основал несколько собственных хедж-фондов, в том числе Renaissance Technologies, считающийся самым успешным хедж-фондом в мире. Он неохотно дает интервью, ссылаясь на осла Бенджамина из повести «Скотный двор»: «Бог дал мне хвост, чтобы отмахиваться от мух.

 

— Для начала хочу поблагодарить Джеймса за интервью.   Джим Саймонс из Renaissance Technologies – это, определенно, самый успешный количественный инвестор за всю историю инвестирования!

 

— Да… Джим, для начала я хотел бы попросить вас рассказать немного о себе. Мы уже касались этой темы на прошлой неделе! Но в той беседе с Томом вы в первую очередь обсуждали вашу карьеру в математике, а мне хотелось бы обсудить вашу карьеру в бизнесе и финансах. Давайте начнем с самого начала! На прошлой неделе вы сказали, что увлекались математикой с самого детства и уже в возрасте двух-трех лет умели возводить в квадрат. Но что насчет деловой хватки? О бизнесе вы тоже начали задумываться с самого детства?

 

— Нет, в детстве меня бизнес не интересовал. Не могу сказать, что меня не интересовали деньги! Но бизнес был мне малоинтересен. Один из моих друзей детства происходил из богатой семьи, так что я быстро понял, как это здорово – быть богатым. Это я усвоил! Но решил сосредоточиться на математике. И посвятил ей немало времени.

 

— То есть в отличие от Уоррена Баффетта, который занимался в детстве доставкой газет, и Боба Мертона, который торговал акциями, кажется, в десятилетнем возрасте, вы никак не были связаны с миром финансов?

 

— Никак!

 

— Когда вы впервые задумались о бизнесе? Кажется, вы упоминали, что в студенческие годы у вас было двое друзей, которые открыли свой бизнес в Колумбии?

 

— Да, пока я учился в MIT, я подружился с двумя парнями из Колумбии, которые в определенный момент решили заняться бизнесом. На самом деле, я их к этому подтолкнул! Мы с отцом вложили в них небольшую сумму денег. Со временем их бизнес добился большого успеха!

 

— Как так вышло, что вы решили этим заняться? Ведь это требует определенной предприимчивости!

 

— Ну, в плане конкретно этой инвестиции… Когда мы с двумя друзьями (один из них – из Колумбии, у него как раз был приятель в Боготе) закончили MIT, мы решили устроить путешествие на скутерах от Кембриджа до Боготы. Собирались доехать до самого Буэнос-Айреса! Но к тому времени, как добрались до Боготы, мы уже выбились из сил, так что решили остановиться. Провели там около недели. Так я и познакомился с Колумбией! Помню, подумал, что это – место, где можно делать все что угодно. Тогда я узнал, что если открыть в Колумбии бизнес, который производит какой-то товар, который стране приходится импортировать, то правительство прекращает импорт, создавая таким образом для тебя благоприятные условия. Так что я подумал, что моим друзьям стоит заняться предпринимательством! Что они в дальнейшем и сделали.

 

Однако этот опыт был для меня не первым… Для получения степени доктора философии я перевелся в Беркли. Провел там два года, в первый из которых женился! Свадебных подарков набралось на пять тысяч долларов. Мы с женой решили, что стоит инвестировать эти деньги, точнее, решил я, а она была не против. У меня были на примете несколько акций, которые, как мне казалось, будут расти. Так что я открыл торговый счет в отделении Merrill Lynch в Сан-Франциско и купил их… Но они целыми месяцами стояли на месте! Не росли и не падали. Так что я вернулся к ним офис и спросил – а есть ли у вас что-нибудь более… Волнующее (смех в зале)? И мне ответили – да! Вам стоит купить сою. Цена на нее тогда была два доллара пятьдесят центов. Merrill Lynch думали, что она дойдет до трех долларов пятидесяти центов. Я спросил – о чем это вы? В смысле «купить сою»? Я знал об акциях, но о сое даже не слышал! Они ответили – да, купить сою! То есть контракт на соевые бобы, один контракт – 5 000 бушелей, вы можете купить два контракта, мы предоставим вам плечо и так далее. Ну ладно! Я купил два контракта. Не прошло и недели, как цена на них подскочила! Я заработал 2-3 тысячи долларов. Вот это было действительно волнующе! Я рассказал об этом своим коллегам с матфака и спросил, есть ли у них идеи, что мне делать дальше. И один из моих старших друзей сказал: «Разумеется, есть. Немедленно продавай!» (смех в зале). Что, как выяснилось, было чрезвычайно хорошим советом! Потому что цена вернулась на прежнюю отметку в течение всего одного-двух дней. Она стала болтаться туда-сюда, и я решил закрыться с небольшим убытком. Тогда я подумал, что мне надо было использовать позицию меньшего размера, а удерживать ее дольше.

 

Так я и сделал! Купил один контракт на сою. И начал каждое утро ходить на биржу, смотреть цену открытия. Время открытия рынков в Чикаго приходилось в Сан-Франциско на раннее-раннее утро. Каждое утро я переходил через мост между Оклендом и Сан-Франциско, чтобы посмотреть на цены. Со временем моя позиция вышла в плюс. Но я понял, что мне нужно выбрать: либо я торгую соей, либо пишу диссертацию (смех в зале). Время поджимало, и я понял, что не смогу заниматься и тем, и другим. Так что я продал тот единственный контракт, получил небольшую прибыль и забросил торговлю на долгие годы. Диссертацию я все-таки защитил! И получил работу здесь, в MIT.

— Хочу прояснить один вопрос… Вашей первой инвестицией были акции, второй – фьючерсные контракты на сою. Насколько я понимаю, вы торговали с кредитным плечом? 25:1 или 50:1, верно?

 

— Точно не помню, но плечо там было приличное!

 

— То есть это, можно сказать, была высокооктановая инвестиция! И ваш брокер решил, что вы, студент, – достаточно квалифицированный инвестор (смех в зале)?

 

— Ну, вопросов он мне не задавал (смех в зале)! На самом деле, он просто делал свою работу. Я ведь сам к нему пришел, и денег на покупку у меня хватало, так что он решил, что все в порядке.

 

— До этого вы никогда не занимались инвестированием? Не проходили обучающих курсов по финансам или бизнесу, нет?

 

— Нет, ничего подобного.

 

— Ясно… Итак, вы стали профессором MIT. По вашей диссертации и ранним работам уже можно было судить, что в математике вас ждет большое будущее. Почему же вы решили примерно в то же время заняться бизнесом? Это произошло потому, что вы так и не утратили к нему интерес?

 

— Ну, устроившись в MIT, я при первой возможности поехал в Боготу и сказал своим друзьям, что не уеду, пока мы не откроем бизнес. И мы его открыли! И решили стать партнерами. Я знал, что они – по-настоящему умные ребята. Деловое чутье у них было такое, какого у меня, наверное, никогда не было… Так что они вели все дела, а мы с моим отцом просто сделали небольшую инвестицию. Для этого мне пришлось влезть в долги! Это и стало моим первым бизнес-предприятием. Но так как я никак не мог на него повлиять, то продолжил заниматься математикой.

 

Но мне нужно было выплачивать долги! В Принстоне было одно место, институт оборонных исследований. «Совершенно секретно» и все такое! Они специализировались на взломе русских шифров и защите собственных. Работали под покровительством Управления национальной безопасности. Они весьма неплохо платили математикам! Мне удалось к ним устроиться. Работа мне нравилась, и я получил возможность начать выплачивать свои долги. Платили там раза в два больше, чем в MIT. Было здорово! Очень интересная работа.

 

— Да, вы рассказывали о ней на прошлой неделе. У меня тогда возник вопрос, но я от него воздержался, ведь беседа была посвящена математике… Скажите, та работа, которой вы занимались в институте оборонных исследований, и те математические инструменты, которые вы там разработали… Пригодились ли они вам потом в области финансов?

 

— В целом – да. Правда, это случилось только десять лет спустя… Туда я устроился в 1968 году, а финансами занялся только в конце семидесятых. Но там я научился работать с компьютерами! И узнал, насколько это интересно – разрабатывать алгоритмы, которые взламывали шифры. Конечно, в большинстве случаев взломать шифр не удавалось, но иногда везло! Программировать я не умел… Так и не научился! Но у них были свои программисты. Мне нравилась сама идея! Разрабатываешь алгоритм, вводишь его в компьютер и смотришь, рабочим он оказался или нет.

 

Этот опыт сильно сказался на моем подходе, когда я начал проводить поэтапную систематизацию трейдинга в своем хедж-фонде. Ведь вначале мы занимались только фундаментальной торговлей! Так вот, я был математиком… Но в плане своих научных исследований я тогда испытывал сильную неудовлетворенность. Я проработал над одной проблемой два года, но так ни к чему и не пришел… Ее, кстати, так и не решили, так что проблема сложная! Да и интересная. А еще к тому моменту я уже начал получать доход со своего южноамериканского бизнеса, так что у меня появилось немного свободных денег, и я подумал, что стоит попробовать заняться инвестированием. Я заинтересовался валютами. Не знаю почему, так уж получилось! Я много о них читал. Так что мы с моим партнером решили заняться валютным инвестированием! И добились успеха.

 

— Это было до того, как вы перевелись в университет Стоуни-Брук?

 

— О нет, после! К тому времени в Стоуни-Брук я работал уже шесть лет. Туда я устроился в 1968 году, а на валютную торговлю перешел то ли в 1976, то ли в 1977… Помню, взглянув на исторические графики валют, я подумал, что в них прослеживается определенная структура! Которую, возможно, удастся использовать в своих интересах. Так что я решил нанять лучшего в мире криптоаналитика! Парня по имени Ленни Баум. Вы, наверное, слышали об алгоритме Баума-Велша? Это он его придумал. Он начал работать на меня! И мы с ним создали одну небольшую систему, хотя в то время я торговал, опираясь на фундаментальный анализ. Можно сказать, интуитивно пытался понять, в какую сторону дует ветер! Но нам удалось разработать примитивную систему для валютной торговли. Хотя мы так и не опробовали ее на практике!

 

Однажды Ленни пришел на работу не утром, а в середине дня. Тут нужно сказать, что он просто обожал читать широкую ленту! У нас стоял аппарат, который мы называли «машина судного дня», потому что он постоянно издавал жуткие звуки «ту-дум, ту-дум, ту-дум», днями  напролет выплевывая широкую ленту с финансовыми новостями. Он просто обожал их изучать! Конечно, это было нужно для разработки систем, но ему это просто нравилось.

 

Так вот, он приходит на работу с опозданием. Я спрашиваю – ты где был? А он: «Маргарет Тэтчер все сидит и сидит на фунте. Но фунт просто обязан пойти вверх!». А я ему: «Ну, хотел бы я, чтобы ты пришел на работу вовремя!». Он: «Почему?». Я: «Потому что Маргарет Тэтчер только что встала (смех в зале), и фунт подскочил вверх». Он: «Насколько?!». Я: «Да ерунда, пока всего на 5 центов». Он: «Фунт вырастет на 50 центов! А то и на доллар! Мы должны закупиться!». Окей! Мы закупились. И фунт вырос!

 

С тех пор у Ленни пропало желание работать над системами. Он считал, что его интуиции будет достаточно для того, чтобы делать деньги. И на самом деле, мы их действительно делали! Делали кучу денег, занимаясь фундаментальной торговлей. Открыли фонд под названием Limroy. Тогда наше вознаграждение составляло 25% от прибылей, процент от инвестиций мы не брали. Что на тот момент было вполне разумно. В первый год работы фонда нам удалось удвоиться (это после вычета вознаграждений), а во второй год – ушестериться (опять же, после вычета вознаграждений). Дважды шесть – двенадцать, получается, наши клиенты получили в двенадцать раз больше того, что вложили. Просто фантастика! Причем фонд был стопроцентно фундаментальным. Но я понимал, что это не может продолжаться, потому что во многом нам просто-напросто везло.

 

Расскажу одну хорошую историю о везении! Раньше торговля золотом была вне закона. Но когда государство дало на нее добро, цены на золото начали расти. Наша фирма вошла в покупки! Мы открыли по золоту крупную позицию, разделив риски пополам. Половина позиции принадлежала Ленни, половина – мне. Цена на золото тогда была 200 долларов 50 центов.

 

Она дошла до 250 долларов, 300 долларов, 400 долларов, 500 долларов… 550! Я сказал: «Ленни, я думаю, нам пора продавать!». А он: «Нет-нет, мы же не знаем, как далеко может зайти цена!». Свою половину я продал. Но цена действительно продолжила рост! Она дошла до 800 долларов…

 

Как-то раз я позвонил своему знакомому биржевому брокеру. Спросил – какие новости? А он мне: «Вот какие! Сегодня утром моя жена залезла ко мне в шкаф и вычистила его от всех моих старых золотых запонок и булавок для галстука! (смех в зале). И продала их!». Я спросил: «Дик, в чем дело? Неужели ты испытываешь финансовые затруднения?». А он: «Нет-нет! Просто она – ювелир. Так что она стоит в короткой очереди». Я: «В короткой очереди?..». Он: «Ты что, не знаешь, что люди выстраиваются в огромные очереди, чтобы продать золото?». Я ему: «Нет. Но я очень рад, что ты рассказал мне об этом».

 

Я положил трубку, взял телефон, соединенный с биржей, попросил позвать Ленни и сказал ему: «Ленни, продавай золото». Он мне: «Нет-нет, мы же не знаем, как далеко может зайти цена!». Но боссом был я! Так что я сказал ему: «Ленни, продавай ****** золото» (смех). Он: «Ладно, ладно!». Он продал примерно по цене в 810 долларов. На следующее утро мы увидели, что она дошла до 820 долларов. Как же он был на меня зол! Но к концу дня цена упала до 650. Рынок рухнул! Он падал до тех пор, пока цена не вернулась к отметке 250-300 долларов. Это была чистая удача! Повезло, что мне в голову пришла мысль, что если все что-то продают, то это, наверное, подходящее время, чтобы тоже продать (смеется). Но… Это была удача, просто удача.

 

В общем, несмотря на то, что дела у нас шли весьма неплохо, я все думал о том, что нужно найти способ систематизировать свою торговлю! Так что я нанял еще одного математика, очень хорошего математика! По имени Джим Акс. Я рассказал ему, что хотя мы занимаемся фундаментальным трейдингом, мы разработали систему для валютной торговли. Он ее изучил, потом подыскал для фирмы хорошего программиста… И мы обнаружили, что система отлично подходит для всех инструментов товарного рынка! А не только для валют. Это была хорошая система! Так что мы начали торговать по ней все инструменты, и дела шли довольно-таки неплохо! Джим Акс занимался исследованиями, постоянно дорабатывал систему и вносил в нее улучшения…

 

Вместе с этим мы продолжали и фундаментальную торговлю, но дела в этом направлении шли неважно. Я в то время немного увлекся рисковыми инвестициями. Так что пока Акс занимался трейдингом, наша фирма Limroy начала вкладываться еще и в стартапы. Но нашим инвесторам рисковые инвестиции пришлись не по душе! Им больше нравился трейдинг. Так что я решил разделить Limroy на две компании. Я основал фонд Medallion, главным в котором поставил Джима Акса, а все рисковые инвестиции перевел во вторую фирму, которая занималась еще и ликвидациями. И, на самом деле, она тоже показывала хорошие результаты!

 

Вот так и появился фонд Medallion. Конечно, все хотели в него инвестировать! В фонд Medallion от Limroy… Примерно полгода он показывал хорошую доходность, но потом начал терять деньги. Причем стабильно. Акс со своей командой разработали очень сложную систему. Очень сложную! Со множеством измерений и так далее… Я сказал ему: «Я должен разобраться, как работает система». А он мне: «Это слишком сложно, я не смогу объяснить!». Все эти свистелки и так далее… Но я ему сказал: «Нет, давай все же попробуем произвести проекцию в два основных измерения и посмотрим, что она из себя представляет».

 

В итоге я обнаружил, что это – просто трендовая система. Просто трендовая система! Конечно, там применялись разные гиковские штучки, но суть у нее была трендовая. Исторически товарный рынок (в том числе и рынок валют) подвержен сильным трендам, но в те годы они начали сходить на нет, и тогда у меня не было причин полагать, что они вернутся. Так что я сказал, что мы закрываем фонд. Акс был очень недоволен! Но боссом был я. Так что фонд мы закрыли, и я объявил инвесторам, что мы временно прекращаем торговлю и переходим к исследованиям. Конечно, никаких комиссий я с них не списал. В те времена схема у нас была такая: 5% – фиксированная комиссия с инвестиций, плюс вознаграждение в 20% от прибылей.

 

И инвесторы нас не покинули! Конечно, пара человек ушли, но в целом почти никто не стал отзывать свои инвестиции. Акс от нас ушел, но мы вернули в фирму одного классного спеца, хотя это уже другая история… Но у него возникла идея перейти на гораздо более краткосрочный трейдинг. Я сейчас не о высокочастотном трейдинге! Просто о более краткосрочном. Он разработал хорошую систему, а я помог ему ее улучшить. Полгода спустя мы вернулись в бизнес! Наш стопроцентно системный фонд начал работу. С тех пор подобных сложностей у нас больше не возникало! Мы только наращивали и наращивали обороты. С годами я нанимал все больше ученых, увеличивал вычислительные мощности, и наша система становилась все лучше и лучше.

 

— Джим, мне бы очень хотелось обсудить ваш фонд Medallion! Но сначала, думаю, нам нужно поговорить о событиях, которые ему предшествовали, потому что, как мне кажется, в них можно найти любопытные предпосылки вашего успеха. И одна из них… Вы встретили Ленни Баума, когда работали в институте оборонных исследований, верно?

 

— Да! Он работал в соседнем здании.

 

— И насколько я понимаю, алгоритм Баума-Велша был создан для нахождения неизвестных параметров скрытой марковской модели?

 

— Верно.

 

— Который, как многим известно, лег в основу многих современных технологий, в том числе и технологии Deep Learning. Любопытно, что вам довелось с ним поработать!

 

— Да, он разработал этот алгоритм с парнем по имени Ллойд Велш. Он был создан для определения неизвестных параметров скрытой марковской модели – любых! Скрытых параметров может быть множество, но этот алгоритм все пережевывал и пережевывал их… Он производил переоценку, потом еще одну, потом еще одну… И с каждой переоценкой ожидания в отношении этих параметров, какими бы те ни были, становились точнее и точнее.

 

 

При этом никому не удавалось доказать, что этот алгоритм работает! Хотя он определенно работал! Как его ни применяй. Но вот как это доказать?.. Мне довелось поработать над этой проблемой, пока я состоял в штате института оборонных исследований. Я пытался доказать, что этот алгоритм действительно работает! Но мне так и не удалось это сделать. Ленни и его друг Петри смогли решить эту математическую проблему, когда я уже ушел из института. Написали просто огромную работу! Кажется, ее даже пришлось разбить на две или три части… Я слышал, сегодня это можно доказать всего на паре страниц, если использовать какую-то теорему, которую тогда еще не вывели. Она могла бы здорово ускорить процесс… Но тем не менее, алгоритм работал! Позже его начали использовать для распознавания речи и многих других технологий.

 

— Прежде чем мы перейдем к теме Medallion, еще пара вопросов… Первый – вы ушли из института оборонных исследований, чтобы присоединиться к математическому отделению университета Стоуни-Брук. Но на тот момент оно было далеко не таким сильным, как сейчас! Расскажите, в чем заключалась ваша мотивация? И какой опыт вам удалось там получить?

 

— Ну, из института меня уволили… Разве я вам не рассказывал об этом на прошлой неделе?

 

— Да, рассказывали, но, думаю, эта история стоит того, чтобы повториться, ведь не все наши посетители присутствовали на том мероприятии!

 

— Окей! Я всегда говорю: увольнение – это полезный опыт! Главное, не превращайте его в привычку (смех в зале). Институт оборонных исследований – это крупная организация, главное отделение которой находится в столице, в Вашингтоне. Филиал в Принстоне был сравнительно небольшим.

 

Был такой парень, Максвелл Тейлор… Возможно, это имя знакомо старшей части нашей аудитории. В The New York Times как-то опубликовали его статью о том, как здорово мы побеждаем во Вьетнаме, как мы отлично справляемся, как мы должны придерживаться курса и все в том же духе… Это было в 1968 году. У меня по этому поводу было иное мнение! И я отправил на публикацию в The New York Times письмо, которое озаглавил так: «Не все те, кто работают на генерала Тейлора, разделяют его взгляды». Что-то в этом роде! Я поделился в нем своими взглядами, которые вкратце можно было охарактеризовать так: нам нужно как можно скорее уходить из Вьетнама. И ничего не произошло! Мне не закрыли доступ к секретным документам, ничего такого… Впрочем, и повода не было.

 

Но несколько месяцев спустя со мной связался парень, который представился внештатным корреспондентом журнала Newsweek, и рассказал, что он пишет статью о людях из министерства обороны, выступающих против войны, но испытывает сложности с их поиском… И спросил, нельзя ли ему меня проинтервьюировать. Мне тогда было 29 лет, и это был первый раз, когда мне предложили интервью! Конечно, это было очень волнующе.

 

Он спросил меня, как я отношусь ко всему происходящему? Я рассказал, что ученые института оборонных исследований должны посвящать государственной работе, по меньшей мере, половину своего времени. Но половину можно тратить на собственные научные исследования! А я тогда серьезно занимался математикой. Так что я сказал: пока война не закончится, я планирую работать только над своими исследованиями! А как только она завершится, я потрачу столько же времени на проблемы института, чтобы соблюсти баланс. Так и сказал!

 

Вернувшись в офис, я подумал, что, пожалуй, стоит рассказать об этом интервью своему боссу. Конечно, было бы разумнее сделать это заранее, потому что тогда он бы мне сказал «никаких интервью!». Но… Он спросил: «Что ты им рассказал?!». Я пересказал ему свою позицию насчет работы. Он сказал «окей», ушел в свой кабинет, позвонил Максвеллу Тейлору, а через пять минут вернулся ко мне и сказал… «Ты уволен». Я спросил: «Как?.. Вы не можете меня уволить! Ведь моя должность буквально называется «постоянный сотрудник»!». А он: «Знаешь, в чем заключается разница между «постоянным сотрудником» и «временным сотрудником»?» – «Нет» – «Временный сотрудник работает по контракту». Ну, а я был постоянным сотрудником! И контракта у меня не было. Так что мне пришлось уйти!

 

Я был вынужден срочно искать работу, ведь у меня было трое детей… Но я понимал, что смогу найти хорошее место, потому что как раз недавно завершил достаточно важную математическую работу. Меня приглашали выступать с докладами и все такое… Так что я знал, что мне будет несложно найти хорошую профессорскую должность. Ко мне обратился университет Стоуни-Брук с предложением стать заведующим математическим отделением. В целом отделение было достаточно слабым! За исключением одного-двух человек… Так что университет был заинтересован в развитии. Они долго искали на место заведующего кого-нибудь пожилого и знаменитого, но им никак не удавалось найти такого человека. Так что они предложили должность мне! И я подумал – будет весело! Мне как раз хотелось поработать над созданием чего-то масштабного, так что я согласился на работу. В те времена это был богатый университет. Губернатором Нью-Йорка тогда был Рокфеллер! А он обожал государственные университеты. Так что я нанял множество отличных людей! Это был прекрасный опыт. К тому же, в первые годы работы в Стоуни-Брук я много занимался математикой. Это было очень-очень плодотворное время!

 

— Так что же вас заставило переключиться на валютный трейдинг? Ведь вы ушли из Стоуни-Брук, чтобы полностью посвятить себя трейдингу, верно?

 

— Да, сначала я старался заниматься и тем, и другим, но со временем решил уйти из университета, чтобы полностью сосредоточиться на трейдинге.

 

— Что подвигло вас к этому?

 

— Ну, как я и сказал, мне так и не удалось решить одну математическую проблему! И вместе с тем я начал получать доход от бизнеса. Я попробовал поторговать, мне понравилось, и я подумал – что ж, начну новую карьеру! Мой отец был против. Он говорил – у тебя же есть постоянная должность в университете, прекрасная работа, которую у тебя не отнимут! Контракт у меня тогда действительно был (смеются). Отец не понимал, зачем я иду на этот риск. Но я думал, что у меня все получится! Думал, что все получится… Я ощущал уверенность.

 

— Можете поделиться подробностями вашей фундаментальной валютной торговли? В чем состоял ваш подход? Ведь он сильно отличался от количественного трейдинга!

 

— Несомненно.

 

— Вы не использовали технический анализ? Не анализировали графики?

 

— Нет, не использовал. Я читал все газеты. Например, The Economist… Множество публикаций! Я просто старался уделять внимание всему, что касалось валют. Точнее, тех валют, которые на тот момент были доступны для торговли на открытых рынках, потому что некоторые страны тогда еще использовали фиксированный курс. Фиксированный – по отношению к доллару… Торговать такие валюты было нельзя. То есть, конечно, можно, но какой в этом смысл, если их курс фиксирован!

 

Так что мой анализ на тот момент был стопроцентно фундаментальным. И, думаю, можно сказать, что работал он достаточно хорошо. Но у такого подхода к бизнесу есть одна проблема… Бывало, в один день все шло в мою сторону, – и я чувствовал себя настоящим гением! А на следующий день все шло против меня, и я чувствовал себя полнейшим придурком. В общем, вести бизнес таким образом было делом мучительным! С системным трейдингом все гораздо проще. Ты разработал систему – все, система у тебя есть! А дальше ты просто делаешь то, что велит тебе компьютер. Ты провел тестирование своей системы на истории и знаешь, что она работала в прошлом и, вероятно, продолжит работать в будущем. Такой подход мне понравился гораздо больше! А затем мы начали нанимать ученых для разработки и улучшения системы.

 

 

— Окей! Давайте перейдем к обсуждению фонда Medallion! Знаете, один из предметов, что я преподаю, – введение в финансы. Первый урок я обычно начинаю с того, что пишу на доске уравнение: «математика + деньги = финансы». Я считаю, что Medallion – живое воплощение этой формулы! Ведь ваша система принесла вам действительно впечатляющие доходы. На данный момент ее доходность – информация конфиденциальная… Но в 2002 году вы согласились на интервью – редкий случай! Я хотел бы зачитать вам отрывок из той статьи, касающийся доходности Medallion: «У Саймонса, напротив, дела идут все лучше и лучше. Со старта в марте 1988 года годовая доходность его фонда-флагмана Medallion достигла отметки в 35,6%». Для сравнения, темп роста индекса S&P тогда составлял 18% в год!

 

— И это после вычета комиссий!

 

— Да, комиссии фирмы тогда составляли 5-44! То есть фонд брал себе в качестве вознаграждения 5% от всех инвестиций плюс 44% от прибылей! За 11 лет с 1988 по 1999 год фонд заработал 2478,6%, став самым доходным хедж-фондом в мире. Вторым на тот момент был фонд Сороса Quantum, который сделал всего 1710%!

 

— Ого! Вау (смеется)!

 

— Но это – информация 2000 года! Так что мой первый вопрос… Как шли дела с доходностью с тех пор? Ведь на данный момент этого не знает никто!

 

— Я знаю (смех). Ну, и еще пара человек… Доходность по-прежнему хорошая. Не помню, подняли ли мы тогда уже комиссии до 5-44… Ведь сначала мы их подняли до 5-36. Инвесторы жаловались! Они хотели больше. Спрашивали, можно ли договориться о более выгодных условиях… Чуть позже мы перешли на 5-44. Но даже с такими комиссиями доходность была действительно хорошей, так что никто из инвесторов не стал выводить свои средства.

 

Рано или поздно мы поняли, что есть предел тому, сколько мы можем взять средств в управление. Мы осознали, что наша система потянет только определенную сумму… Определенную, – но не огромную! Мы не смогли бы торговать на триллионы или на сотни миллиардов… Определенно, система не справилась бы с такими объемами.

 

Так что нам пришлось принять решение… Поскольку мы здорово зарабатывали, фонд все рос и рос. Так что первое, что мы должны были сделать, – ограничить приток новых инвестиций. Никаких новых инвесторов! Единственное исключение – сотрудники фирмы. А потом мы начали выкупать доли всех внешних инвесторов. Было это, кажется, в 2003 году… К концу 2005 мы уже избавились от всех внешних инвесторов, так что фонд стал собственностью его сотрудников. Он продолжил расти, но уже не так быстро, ничего такого, с чем мы не смогли бы справиться. Но в определенной момент он все-таки достиг верхней границы.

 

В тот же год, 2005, мы запустили несколько новых фондов, открытых для инвестиций. Дела у них тоже шли неплохо! Они не конкурировали с Medallion, потому что были гораздо более долгосрочными. Но они тоже показали очень хороший результат. На данный момент у них в управлении находится 45 миллиардов.

 

— А фонд Medallion…

 

— Фонд Medallion остановил свой рост на определенной отметке, разглашать которую я не буду. Но в нем меньше 45 миллиардов.

 

— А вы можете сказать, сколько у вас сотрудников?

 

— Да. Триста… Десять, триста двадцать, что-то в этом роде. Каждый на счету! На нас работает множество ученых. В бизнесе такого рода ты просто обязан постоянно все улучшать и улучшать. Совершенствование системы прекращать нельзя! Потому что со временем некоторые из ее деталей начинают изнашиваться. Толпа наверстывает то одно, то другое… Хотя в этом плане данный бизнес не является каким-либо исключением! Ты просто обязан делать все лучше, и лучше, и лучше, и лучше… Потому что к этому стремятся и все твои конкуренты! Так что мы нанимаем лучших ученых, каких только можем найти. Некоторые говорят, что этим мы вовсе не оказываем миру услугу, ведь все эти люди могли бы заниматься наукой… Но они зарабатывают хорошие деньги. И много жертвуют на благотворительность. Так что не думаю, что из-за того, что Renaissance нанимает хороших ученых, наступит конец света. Но да, на нас действительно работают хорошие ученые!

 

Это – наша модель! Ее первый принцип – нанимать самых умных людей. Логично, не правда ли… Второй – работать сообща. Каждый сотрудник фирмы должен знать, чем занимается каждый сотрудник фирмы! Многие фонды используют для торговли несколько систем, и работу над ними они разделяют между небольшими группами сотрудников. Одна группа занимается одной системой, другая – другой… И зарплаты у всех разные, напрямую связанные с тем, какую доходность показывают их системы.

 

У нас же система одна. Каждую неделю мы устраиваем совещание, посвященное нашим исследованиям. Если кто-то придумал что-нибудь новое, – он всем это показывает. И все смотрят! У каждого есть возможность разобраться во всем детально. Предоставляется исходный код, так что любой сотрудник может провести собственный анализ и лично оценить, является ли идея рабочей, и так далее. Так что деятельность нашего фонда – совместное предприятие! Как мне кажется, такой метод ускоряет развитие науки. Все должны работать сообща! Мы придерживаемся этого принципа. Кроме того, у нас отличная инфраструктура. Ничто не мешает работе! Мы можем взять нового человека, – и он будет работать над собственным проектом уже через три дня! Вы больше нигде не найдете такого быстрого старта. Так что у нас на высоте и организация, и сотрудники.

 

— Разумеется, деятельность Renaissance – конфиденциальная информация… В частности, даже список ваших сотрудников является коммерческой тайной! Но, думаю, можно сказать, что если попробовать оценить их уровень… Пожалуй, окажется, что это – одни из лучших специалистов в своих областях. Это так?

 

— Ну… Расскажу забавную историю! Каждую неделю мы в Renaissance проводим коллоквиум. Приглашаем ученых, чтобы они выступили с речью. Это мероприятие является публичным. Однажды у нас выступал один молодой астрофизик, друг одного из сотрудников Renaissance. Произнес очень хорошую речь! Очень хорошую. После я отвел его в сторонку и сказал: «Знаете, у нас работает ваш друг… Не хотите ли к нему присоединиться? Мы были бы очень рады». Он ответил: «Это – очень привлекательное предложение, но в данный момент я работаю над одним научным проектом, который мне очень хотелось бы довести до конца, не отвлекаясь на другие дела». Так вот, он получил Нобелевскую премию (смех в зале). Он работал в составе команды, которая смогла доказать, что расширение Вселенной ускоряется, хотя ранее считалось, что оно замедляется. Большое открытие! Думаю, он сделал правильный выбор (смеются). Мне кажется, большинство людей предпочло бы Нобелевскую премию работе в Renaissance. Это – единственный ученый такого уровня, которого нам почти удалось завлечь в свои ряды (смех в зале). Не думаю, что в фирме есть другие. Хотя… Некоторые из них просто великолепны! К сожалению, не существует Нобелевской премии по математике… Конечно, есть Нобелевская премия по физике, и в наших рядах немало бывших физиков. Те, кто занимался экспериментальной физикой или астрофизикой, хорошо справляются и с финансами. Они знают, как собирать и анализировать огромные объемы данных. Этим мы и занимаемся – анализом данных…

 

— Что логично подводит нас к следующему вопросу. Как вам удается справляться с менеджментом коллектива, состоящего из всех этих невероятно талантливых людей, многие из которых, должно быть, являются обладателями огромного эго?.. Вы говорили о работе в команде… Вам, председателю правления, наверняка известно, что заставить таких людей работать сообща – иногда дело непростое!

 

— Ну, председатель правления обладает не такой уж большой властью (смеются). Уверен, это прекрасно понимает каждый профессор, сидящий в аудитории. Вы не обязаны делать все, что велит вам руководство. Да, если вам назначают какой-то класс, – конечно, вы обязаны его обучать, но что касается научных исследований… Тут вы можете делать все что угодно. Конечно, в Renaissance мы говорим своим сотрудникам, что нам хотелось бы, чтобы они работали над той или иной областью… Разные группы сотрудников работают над разными областями исследований. Но благодаря тому, что раз в неделю каждый сотрудник получает возможность посмотреть, чем занимаются другие группы, бывает, выдвигаются очень полезные предположения. «Эй, знаете, то, чем мы тут занимаемся, возможно, играет роль и в том, чем занимаетесь вы».

 

Платят у нас так… Каждый сотрудник получает часть от прибыли фонда. Но эта величина не определяется заслугами сотрудника за последний год! Каждый год ко мне приходят люди и начинают меня убеждать: «За прошлый год я принес компании огромную прибыль, так что я заслуживаю крупной прибавки». Я обычно отвечаю что-нибудь вроде «да, ты проделал хорошую работу, но разве она не является следствием работы Шона?». «Да-да, но я ее улучшил!». Я спрашиваю: «И разве ты не работал над ней вместе с Джо и Сьюзан?». «Да-да, признаю, работал». Так что я отвечаю: «Знаешь, если бы я сложил все деньги, которые сотрудники, по их словам, принесли за этот год фирме, получилось бы в пять раз больше, чем фирма сделала на самом деле» (смеется). Так что когда мы рассчитываем прибавку, мы оцениваем достижения сотрудника на отрезке длиной примерно от трех до пяти лет. Вот так у нас все устроено! Конечно, невозможно добиться того, чтобы все были довольны на сто процентов. И не могу сказать, что в фирме нет ни одного человека, считающего, что он заслуживает большей зарплаты. Это – свойство человеческой природы. Но все довольны. Наша фирма – весьма приятное место!

 

— Это подводит нас к последнему вопросу насчет фонда Medallion… Мне хотелось бы обсудить то, на создание чего у вас ушли долгие годы! Вы, должно быть, знаете, что вы и ваши коллеги стали источником вдохновения для многих количественных инвесторов! И для многих наших студентов и преподавателей, не исключая и меня самого! Кванты, собираясь за кружкой пива или чего-то покрепче, обожают обсуждать, как вам удалось добиться таких успехов! И как так вышло, что до сих пор никому не удалось даже приблизиться к результатам Renaissance! У меня на этот счет есть собственная гипотеза! Было бы очень интересно узнать, как вы на нее отреагируете.

 

Она заключается в том, что ваш успех обусловлен не торговой системой! Не какой-то волшебной формулой или алгоритмом. Я считаю, что он обусловлен менеджментом! Конечно, я сужу предвзято, ведь я сам – выпускник школы менеджмента… Но, думаю, дело именно в этом, а еще в том, что вы сами сначала стали отличным проп-трейдером! Еще до того, как задумались о математическом подходе к торговле. И только позже, получив представление о том, каково это – зарабатывать и терять деньги… Вы стали отличным менеджером, выбирающим только лучших. В результате вы смогли создать по-настоящему выдающуюся команду специалистов. Вы заложили культуру, на которой фирма росла и формировалась. Вы рассказали о том, что в конце каждого года вам приходится проводить все эти неловкие беседы с сотрудниками… Но кто еще может рассудить обладателей таких огромных эго, если не человек, уважаемый всеми?.. Ну что, вы согласны с этой характеристикой?

 

— Более-менее. Конечно, было полезно освоить фундаментальную торговлю, это помогло мне разобраться в механике работы рынков и так далее… Несмотря на то, что сейчас мы ей не занимаемся. И должен сказать… Я начал слагать с себя обязанности в семидесятидвухлетнем возрасте, то есть почти девять лет назад. Но менеджмент фирмы при этом не изменился. Лидеры там отличные! Фонд ничего не потерял из-за моего ухода. Дела у него идут не хуже, а, может, даже лучше, чем со мной у руля. Просто я почувствовал, что пришло время дать дорогу юному поколению. Я сосредоточился на управлении благотворительным фондом, что мы обсудим в беседе на следующей неделе. В общем, я подумал, что настало время для двух… Исполнительных директоров? Уже не помню, как точно назывались их должности! Я начал слагать на них свои обязанности. К тому времени, как я ушел, все шло совершенно нормально. Я всегда подталкивал их к тому, что нужно нанимать умную молодежь! Это, как мне кажется, стало моим главным вкладом в фирму. Мы каждый месяц проводили собрание, посвященное этой теме. Лучшее, что вы можете сделать со своим бизнесом, – ввести в него умных молодых людей.

 

— Должно быть, к этому вас подготовил тот опыт, который вы получили, работая заведующим математическим отделением в университете Стоуни-Брук!

 

— Да, конечно.

 

— Далее я хотел бы обсудить с вами несколько тем, которые не связаны между собой… Если какие-то из них покажутся вам малоинтересными, – говорите прямо! В 2003 году ваша фирма Renaissance Technologies выразила свою обеспокоенность по поводу финансовой пирамиды Берни Мейдоффа. Как вам удалось заподозрить подвох? И вообще, что вас заставило обратиться в Комиссию по ценным бумагам и биржам?

 

— У нас были свои инвестиции в Мейдоффа, причем инвестировали мы в него достаточно долго. Не только деньги фирмы! В него вложились мои родственники, да и у нашего благотворительного фонда там тоже были вклады. Я был немного знаком с Мейдоффом. Его результаты впечатляли! Стабильный поток прибылей… Причем вне зависимости от рыночных условий! Рано или поздно я понял, что этому парню, должно быть, известно что-то, что не известно нам. На самом деле так и оказалось (смеются)!

 

У меня были сохранены все тикеты, все сопроводительные документы, скопившиеся за годы работы с ним… Так что я попросил одного парня из Renaissance провести анализ его сделок и посмотреть, чему мы можем у него научиться. В общем, выведать его секрет! Парень принялся за работу, и вот к чему он пришел… Когда Мейдофф открывал позицию, он, как правило, входил по очень хорошей цене. Если покупал, то на минимуме дня, если продавал, то на максимуме! Но в большинстве случаев он не открывал новую позицию, а просто удерживал ту, что уже была открыта. Этим обуславливались около десяти процентов его прибылей. Кроме того, он утверждал, что использует казначейские облигации, чем можно было объяснить еще несколько процентов… Но 80% прибылей были совершеннейшей загадкой!

 

Делал он вот что… Судя по тикетам, он торговал большой группой акций, входящих в состав индекса S&P. А потом покупал put или call-опционы, чтобы обезопасить себя от резких движений. Насколько мы могли судить, у него в управлении были просто огромные суммы. Так что эти позиции по опционам просто обязаны были сдвигать рынки! Но этого не происходило. Он говорил, что открывал позицию по put или call-опционам, мы смотрели на рынки – и не видели никакой активности. Так что я подумал – давайте-ка отсюда выбираться… У Medallion была в нем небольшая инвестиция. У фонда тогда появились лишние деньги, и мы решили вложиться.

 

Мы вышли! Но за этим ничего не последовало. Прошло несколько лет, и мне позвонил один родственник и спросил, по-прежнему ли я считаю, что Мейдофф – неплохой вариант для инвестирования. Я ответил, что не могу сказать, что нужно срочно выводить деньги, потому что Мейдофф работает уже много лет, и дела у него идут неплохо. Должно быть, ему известно что-то, чего я не знаю. Свои деньги я вывел, но не могу посоветовать того же.

 

Мне в голову не приходило, что это была финансовая пирамида! Я не понимал, что он делает, но мне просто не нравилось то, как это выглядит… Мы не смогли разобраться, как он работает, и потому отозвали свои инвестиции. Пять лет спустя все вышло наружу, его раскрыли, ну и… Все знают, что было дальше. Наш благотворительный фонд постарался немного помочь тем, кто разорился на пирамиде Мейдоффа. Но вся эта история, конечно, полнейшее безумие! Полнейшее…

 

— Забавный факт – фейковая доходность, которую публиковал Мейдофф, не дотягивала до реальной доходности фонда Medallion!

 

— Верно, верно. Но должен сказать, его доходность была стабильнее. На самом деле, после этой истории комиссия начала копать и под нас, потому что многие задумались о том, что Renaissance тоже держит свои схемы в секрете! Наше портфолио было засекречено, как и многое другое… Но к тому времени мы уже выкупили доли внешних инвесторов. Так что я имел полное право им ответить, что мы не можем делать ничего противозаконного, потому что это – наши собственные деньги (смеются)! Ведь инвесторам мы выплатили все средства. Но какое-то время под нас копали. Конечно, им не удалось найти ничего подозрительного, и они отступились. Но из-за Мейдоффа нам пришлось подвергнуться проверкам комиссии.

 

— Примерно тогда случился финансовый кризис, в котором Мейдофф тоже сыграл свою роль. Что вы о нем думаете?

 

— Вы говорите о кризисе 2008 года?

 

— Да.

 

— Ну… Он не должен был случиться. Были созданы ценные бумаги, обеспеченные пулом ипотек… На самом деле они существовали всегда! Но тогда придумали особо вычурные… Кроме того, раньше клиентами рейтинговых агентств были покупатели облигаций. Агентства, понятное дело, пытались сослужить своим клиентам хорошую службу. Они каждую неделю отправляли продуманные отчеты и новостные письма. Но когда появился интернет, подписчики рейтинговых агентств начали распространять эту информацию бесплатно. Так что агентства решили, что нужно брать деньги не с покупателей облигаций, а с их продавцов! Из-за этого возник конфликт интересов, ведь теперь агентства обладали заинтересованностью в продаже облигаций, а значит, рейтинг они определяли уже далеко не так строго. И пошло-поехало… Начали продавать такое!.. И все – с рейтингом «ААА», хотя выставить его мог бы только полнейший болван.

 

Тогда можно было получить ипотеку без документов! Заходишь в банк – хочу ипотеку! Сколько у вас есть денег? Сто тысяч долларов! Сколько вы зарабатываете? Двести тысяч долларов! Окей, ладно, мы можем предложить вам вот такой вариант! Часто банки даже не запрашивали документы, никаких деклараций на подоходный налог! С чем это было связано? С тем, что потом банки перепродавали эти ипотеки людям, которые их скупали для создания ценных бумаг, обеспеченных пулом ипотек! А рейтинговые агентства ставили им штампы «АА» или «ААА». Скользкая дорожка!

 

Была такая фирма – Bear Stearns. Мы ей всегда доверяли. Очень консервативная организация! Но из-за всего этого она чуть было не обанкротилась. К счастью, этого не произошло. У них были наши инвестиции, но мы сразу же все вывели, как только заметили приближение проблем. Произошло это за три дня до их падения.

 

Работали мы и с Lehman Brothers, вложили в них большие деньги! И через Medallion, и через другие фонды. Но когда стало видно, что ситуация складывается для них не лучшим образом, я позвонил их главе и сказал: «Знаешь, Дик, нам придется вывести половину денег. Мне стало некомфортно держать у вас такие средства». Он сказал – окей, ладно! Все прошло нормально. Но дальше дела шли все хуже и хуже. У меня был доступ к их балансовым отчетам, и я видел, как много средств они вложили в новые ипотечные ценные бумаги. Помню, как снова позвонил ему, я тогда был за рулем… И сказал: «Дик, нам придется вывести остаток денег». А он: «Ох… А я-то подумал, что ты звонишь, потому что хочешь купить наши новые облигации! Спрос на них превышает предложение, но для тебя я нашел бы кусочек!». Я ответил ему, что в покупке облигаций не заинтересован, но подожду несколько дней, чтобы оценить, как они продаются. Вышли данные по покупателям, и стало ясно, что это – далеко не самые квалифицированные инвесторы… Какие-то никому не известные фонды, торгующие на пенсии учителей! Там не было ни одной достойной уважения крупной организации. Я позвонил и сказал, что мы выводим деньги. Это, кажется, случилось за три месяца до падения Lehman Brothers… Всего этого не произошло бы, если бы рейтинговые агентства делали свою работу. Но их никто не винит! Потому что, ну… Кто о них вообще знает? Газеты винят во всем банки! Валят вину на крупных игроков. Конечно, все не так просто, как я рассказываю, но основная причина кроется в коллапсе ипотечных ценных бумаг и их неправильном рейтинге.

 

— У нас осталось мало времени… Если вы не против, давайте перейдем к ответам на вопросы аудитории? Поднимайте руки, и вам передадут микрофон.

 

 

— Вон тот парень в белой рубашке первым поднял руку!

 

Голос из зала: Привет, я Майлс, студент из Гарварда. Хочу задать такой вопрос… Очевидно, появление компьютерных технологий сильно изменило рынки. Повлияло ли это на ваши взгляды на фундаментальное и количественное инвестирование? Вы сказали, что проблема фундаментального инвестирования в том, что его переменные не являются строго определенными, так что в нем главную роль играет интуиция. Как вы думаете, является ли это правилом? Или некоторые фундаментальные инвесторы все-таки обладают реальным преимуществом?

 

— Вы спрашиваете, возможно ли заниматься прибыльным фундаментальным инвестированием?

 

Голос из зала: Да, конечно, Renaissance использует количественный подход, но считаете ли вы, что количественный анализ всегда лучше, чем фундаментальный? Или вы все же думаете, что фундаментальному анализу еще есть место в этом мире?

 

— Взгляните на Уоррена Баффетта. Он сделал просто великолепную карьеру! Но не думаю, что у него дома вообще есть компьютер (смех в зале). Ну, разве что один, который считает его деньги! Нет, фундаментальное инвестирование – совершенно рабочий подход.

 

Голос из зала: Тогда, пожалуй, логичный вопрос – каким набором навыков нужно обладать фундаментальному инвестору? И чем он отличается от набора навыков хорошего количественного инвестора?

 

— О, думаю, разница просто огромна. Хороший фундаментальный инвестор, занимающийся, скажем, компаниями, должен уметь оценить менеджмент. Нужно чувствовать, что за люди стоят у руля фирмы. И понимать, куда может пойти рынок! Это – тоже навык. И есть люди, которые в этом очень хороши! Но для количественного подхода требуется совершенно иной набор навыков. Лично мне лучше подходит именно этот метод! Мне удалось ответить на ваш вопрос?

 

Голос из зала: Ну, в целом да!

 

Голос из зала: Мистер Саймонс, мы, количественные трейдеры, применяем все более и более мощные инструменты для поиска рыночных неэффективностей. И используем их для торговли! Используем до тех пор, пока не исчерпаем полностью. В ход идет все, прибыль от чего хотя бы немного превышает операционные издержки. Обречены ли мы со временем вытеснить самих себя из бизнеса? И если так, сколько у нас есть времени?

— Кто это – «мы»?

 

Голос из зала: Мы – кванты! Количественные трейдеры. Ведь когда какую-то рыночную неэффективность начинают использовать слишком много людей, она пропадает.

 

— Это хороший вопрос. Да, обнаруженные неэффективности со временем исчезают. Но рынок не статичен! Он динамичен. В нем постоянно происходят изменения. Что, как мне кажется, создает условия для появления новых неэффективностей. Так что, думаю, маловероятно, что все неэффективности сойдут на нет, и нам больше нечего будет искать на рынках. Это предположение подкрепляется тем, что мы обладаем весьма долгосрочной историей стабильно прибыльных торгов. Время идет, но мы продолжаем находить новое и отбрасывать старое, переставшее работать.

 

Голос из зала: Появление «нового» – следствие деятельности квантов? Получается, кванты используют других квантов?

 

— Понятия не имею (смех в зале). Окей, вы!

 

Голос из зала: Здравствуйте! Назовите свой любимый алгоритм!

 

— Мой любимый алгоритм… Я разработал его в институте оборонных исследований. Он используется для решения определенной классической проблемы. Мне удалось ее решить! Но это – секретная информация (смех в зале). Это правда! Я решил эту проблему, и Управление национальной безопасности создало специальный аппарат для практического применения этого алгоритма. Я слышал, что он и тридцать лет спустя все еще в строю. Это – мой любимый алгоритм, но он засекречен, так что (смех в зале)… Давайте вон того парня! Подождите, дойдет и до вас очередь.

 

Голос из зала: Здравствуйте! Мне интересно, как вы подходите к проблеме защиты интеллектуального капитала? Ведь на вас работает масса людей… Как вам удается избегать внутренних конфликтов? И как вы защищаете конфиденциальную информацию?

 

— Да, это хороший вопрос. Хороший вопрос… Во-первых, каждый новый сотрудник должен подписать соглашение о неразглашении. А во-вторых, пару лет спустя предлагается подписать еще и соглашение об отказе от конкуренции. Соглашаются практически все! Дело в том, что мы удерживаем определенную долю от каждого бонуса сотрудника, инвестируя ее в Medallion. Со временем, конечно, сотрудник получает все, что ему причитается, однако в любой момент времени у него на кону стоит часть средств, которую он еще не получил. Это помогает удерживать сотрудников от побега.

 

У нас был только один неприятный инцидент… От нас сбежали два русских парня, украв несколько наших секретов. Пришлось с ними судиться! Дорога в бизнес им теперь закрыта. Та система, которую они создали, на данный момент уже устарела, так что поводов беспокоиться об этом у меня больше нет.

 

Но это – действительно хороший вопрос! На самом деле, основная причина, почему люди не уходят из фирмы, – это благоприятная рабочая атмосфера. Работать у нас интересно! И люди делают большие деньги, тут нет никаких сомнений. Несколько человек вышли в отставку, но никто не переметнулся к конкурентам, кроме тех двух русских. Бывает, сотрудник просто решает уйти в отставку, покинуть инвестиционную сферу и заняться своими делами. Один парень, например, устроился в институт Броуд и стал прекрасным ученым-генетиком.

 

Думаю, текучка кадров – это очень важно! Если у компании большая текучка, значит, с ней что-то не так. А если текучка очень низкая, значит, что-то она делает правильно! Конечно, причина может заключаться в том, что вы платите своим сотрудникам слишком много (смех). Но низкая текучка – это хорошо. Это – одно из свойств Renaissance.

 

Голос из зала: Здравствуйте! Вы рассказали, как однажды пытались разобраться в том, как работает ваша система. А чуть позже вы сказали, что, создав систему, остается только совершенствовать и совершенствовать ее. Мой вопрос касается баланса между двумя этими идеями… Ведь пытаясь улучшить систему, вы рискуете чрезмерно ее усложнить, что приведет к тому, что вы перестанете понимать, как она работает. Как уравновесить улучшение модели и поддержание простоты, необходимое для ее понимания?

 

— Это – хороший вопрос. Наша система является абсолютно понятной, потому что ее можно понять. Если хотите, можете потратить целую неделю на то, чтобы в ней разобраться! У нас все расписано. Конечно, в ней используются множество нюансов, предиктивные сигналы и так далее… Она очень сложна! Но ее можно понять. Так что… Мы ее понимаем (смеются).

 

Голос из зала: Вы говорите о постоянном совершенствовании системы… Интересно, является ли Medallion в его сегодняшнем виде (или, по крайней мере, его суть) тем же, чем он был десять или двадцать лет назад? Или же Medallion несколько раз пересоздавал себя с нуля и теперь представляет собой нечто совершенно иное?

 

— О, он постоянно себя пересоздает! Возможно, в нем еще остались части, которые не менялись десять или даже двадцать лет… Но их становится все меньше и меньше, потому что их вытесняют новые. Как я и сказал, останавливаться просто нельзя! Другие трейдеры со временем обнаруживают то, что обнаружил ты сам, и неэффективности пропадают. Так что нужно постоянно придумывать новые и новые идеи… Для этого мы используем силы отличных ученых и отличные компьютерные системы. Таков мой ответ!

 

Голос из зала: Здравствуйте, Джим! Вы упомянули, что у Medallion был короткий период, когда дела шли неважно. Мне хотелось бы спросить, случалось ли вам сомневаться в себе? И если да, как вам удалось убедить себя не бросать это дело?

 

— Ну, в этот период, когда нам пришлось ненадолго закрыть фонд… Полной уверенности я не испытывал. Но я чувствовал, что нам по силам улучшить его и добиться удовлетворительных результатов. Так что… Я никогда не сомневался, что у нас все будет хорошо. Думаю, в определенной степени нам просто везло… Вообще, удача играет в жизни большую роль. Знаете, бывает, у человека рушится бизнес, и он говорит, что ему просто не повезло. А если бизнес оказывается успешным, он говорит «я тяжело трудился и смог добиться успеха» (смех в зале). Но удача всегда играет определенную роль. Пока что нам везло. Хотя не могу сказать, что меня это беспокоит… Да, бывает, мы закрываем месяц с убытком. Это случается редко, но иногда случается! Но потом доходность всегда показывает новый максимум. Я видел женщину – вон там! Разве вы не поднимали руку? Посмотрим, удастся ли нам передать вам микрофон…

 

Голос из зала: Мне кажется интересным один момент… Вы, доктор Лоу – большой фанат поведенческих финансов. А вы, доктор Саймонс… Рассказывая о своей истории, вы часто затрагивали тему интуиции. Конечно, можно списать все на субъективные ощущения, но… Мне любопытно, а что, если ваш внутренний компас просто немного лучше, чем у всех остальных? И именно благодаря ему вам удавалось принимать правильные решения?

 

— Ну, если ты видишь, что что-то стабильно теряет деньги… Не требуется развитой интуиции, чтобы понять, что что-то идет не так, и это нужно прекращать (смеются). Но насчет роли интуиции… Некоторые ученые обладают научной интуицией! В математике бывает так… Ты видишь, что какая-то операция хорошо работает где-то там – и думаешь, вдруг она хорошо отработает и вот здесь? Надо попробовать! Бывало, новый сотрудник, изучив рабочие подходы фирмы, говорил: можно внести вот сюда небольшую правку, и система будет работать еще лучше! И так далее. Так что некоторые люди действительно обладают развитой научной интуицией. Но, как мне кажется, научная интуиция и рыночная интуиция – это не одно и то же…

 

Голос из зала: Здравствуйте! Справедливо ли будет сказать, что ваш подход к разработке модели инвестирования является по своей природе преимущественно индуктивным, а не дедуктивным? Другими словами, на что вы опираетесь при создании модели в первую очередь? На данные? Или на логику?

 

— Ну, определенно, мы используем логику (смех в зале)! Без логики тяжело. Данных существует великое множество… Бывает, человеку приходит в голову целый ряд идей. Он пробует их одну за другой, чтобы посмотреть, есть ли среди них рабочие. Опасность этого подхода в том, что если перепробовать достаточно много идей, какая-то да сработает! Так что следите, чтобы на вашей стороне была еще и статистика. Скажем, у нас есть огромный набор данных, мы пробуем миллион вариантов, и один из них оказывается рабочим… Понятно, что вероятность найти в таком объеме данных рабочий вариант очень мала, так что, вероятно, все в порядке. Да, мы много экспериментируем. Не знаю, смог ли я ответить на ваш вопрос!

— Джим, в завершение я хотел бы задать вам два коротких вопроса! Первый: вы ушли из университета Стоуни-Брук и занялись трейдингом, потому что не смогли решить математическую проблему. Полагаю, проблема серьезная, если она до сих пор не была решена! Не довелось ли вам встретить какую-то финансовую проблему, которую вы тоже не смогли решить?

 

— Нерешенную финансовую проблему…

 

— Судя по результатам Medallion, таких не было!

 

— Ну, думаю, в мире существует немало людей, серьезно обеспокоенных тем, что им нечем заплатить по счетам за квартиру! Это, пожалуй, можно считать нерешенной финансовой проблемой. Но если серьезно, мне тяжело представить, что означает «нерешенная финансовая проблема». А что насчет вас? Есть у вас нерешенные финансовые проблемы?

 

— Целая куча (смех в зале)! Был бы рад, если бы ученые из Renaissance помогли мне над ними поработать. И последний вопрос – что вы можете посоветовать начинающим количественным трейдерам? Как им лучше подойти к работе в этой области?

 

— Думаю, любому потенциальному количественному трейдеру лучше не ввязываться в этот бизнес. Толпы людей нам в нем не нужны (смеются).

 

— Окей!.. Благодарю вас от лица всего факультета финансов MIT (смех в зале)!..

 

— Ну, какой совет я могу вам дать? Усердно работайте, нанимайте хороших людей. Порог входа в этом бизнесе достаточно высок! Только для того, чтобы начать, вам нужны огромные базы данных, компьютеры и так далее… Но знаете, если у вас есть какая-то идея, вы ее протестировали и считаете, что она хороша – что ж… Вперед и удачи! Это – все, что я могу вам сказать. Торговля на бирже.

 

— Джим, от лица MIT хочу поблагодарить вас за то, что поделились с нами сегодня своей мудростью. Думаю, ваша карьера в области финансов является просто экстраординарной! Вы стали источником вдохновения для многих-многих людей. И продолжаете им быть!

Информация сайт https://tlap.com/